это, сударь), -- сказал он, продолжая насмешливо улыбаться...
В комнате стало так тихо, что можно было слышать шелест осокорей под ночным ветром снаружи. Перед затаившим дыхание славским миром происходило новое действие из той самой таинственной и непонятной области, в которой закон и власть сплетаются в магический узел. Еще недавно этот молодой человек, казалось, был побежден старым знахарем Дыдыкалом. Теперь старик стушевался, и его хитрые глазки лишь злорадно заглядывали из-за чужих плеч, ожидая последствий... Молодой стоял лицом к лицу с энергичным греком. Белый кусочек картона в руках примаря привлек все взгляды, как талисман. Подействует ли? -- думали славцы. Молодой человек все так же весело поблескивал глазами...
Начинает действовать: грек, властный, умный и хитрый, по-видимому, растерялся. Он еще раз прочитал карточку, повернул ее, осмотрел с изнанки и, отдавая обратно, сказал довольно угрюмо:
-- Bine (хорошо), домнуле... Вы можете делать свое дело...
И окинул глазами тесно набитую корчму. Теперь он вглядывался в отдельные лица, повидимому, только затем, чтобы скрыть некоторую неловкость положения и внушить этой руснацкой толпе, что власть его остается попрежнему твердой, хотя... в виде этого лоскутка белой бумаги сюда, в глухое ущелье, заглянуло что-то новое... Она определила курс нового министерства, обязательный хотя бы на некоторое время.
Пример повернулся и вышел. За ним последовали щеголеватый нотар и молчаливый полицейский.
В корчме пронесся общий вздох, и я почувствовал сразу, что дело Катриана теперь окончательно выиграно. Его аргументы значили мало, не факт решал дело. Сила молодого горожанина в недоступном и таинственном мире закона и власти была доказана. Толпа сразу перекрасилась настроением Сидора и его сторонников.
-- Что узял? -- заговорил наивно-весело какой-то молодой голос. -- Отскочил сразу...
-- Найшлось и на них слово.
-- Молодой, молодой, -- а гляди ты на его... A?
-- Доктор знает, кого послать, зря не пришлет...
-- Ну, чего тут, -- сказал, выступая вперед, Сидор. Лицо его было спокойно, и даже вихры не торчали так сердито, как в начале беседы. -- Давайте кончать, -- прибавил он деловито. -- Поздно. Пиши петицу, домнуле... Кто хочет подписывать!
В толпе слегка замялись. Кому-нибудь нужно было подписать первому, а это все-таки требовало решимости.
-- Я подпишу, -- выступил, расталкивая мужиков, рослый человек в полугородском костюме.
-- Герасим подписует,-- заговорили в толпе.
-- Откуль взялся? Не было его?
-- С Дунаю вернулся. Сиводни...
-- Да он землю-то разве орал?
-- Орал... жуматати ектар (полгектара),-- сказал насмешливо какой-то старик, очевидно, из противной партии и, наклонясь к соседу, сказал хорошо слышным полушопотом:
-- Что ему? Такой же отчаянный... Молоко в пост в городу хлебает... Сам видал.
-- Что говорить. Остатние времена пришли, -- сказал тот, и оба повернулись к выходу.
Катриан потребовал у корчмаря перо и чернил и на маленьком столике открыл походную канцелярию. Два или три экземпляра "петиции" были у него заготовлены. Герасим,
