III
Дворник уходит. Мой собеседник грустно следит глазами, как его фигура перекрывает на ходу светящиеся лужи. Но вдруг он меня дергает за рукав и сам скрывается в калитку.
По тротуару идет женщина и ведет за руку мальчика. Когда она попадает в полосу света, я вижу молодое лицо, бледное и истомленное. Мальчик идет лениво, упираясь, и тянется за ее рукой.
-- Мама! Я устал,-- говорит он со слезами в голосе.-- А папы нет...
-- Хорошо, Ваня, хорошо. Скоро придем домой.
-- А папа?
-- И папа тоже, может, уже дома...
-- Возьми извозчика.
-- Ах, Ваня... У меня нет денег...
-- Возьми извозчика... Я устал... Ножки болят...
Они проходят. Против тусклого света мне видна теперь хрупкая фигура женщины и кривые ножки рахитичного ребенка.
Мой знакомый высовывает голову из калитки и со страхом смотрит вслед уходящим.
-- Жена,-- говорит он шопотом.-- Ищет Яшу... Ах, боже мой... Вот ведь, ей-богу... И нужно же было... Ах, Яша, Яша...
-- Зачем же вы спрятались?.. Вы бы ей сказали... Может, она бы как-нибудь...
-- Да вы думаете, легко это?.. Сказать!.. Притом мы в ссоре... Терпеть меня не может... Ах, Боже мой!.. А может быть, сказать? Вы окончательно думаете, что сказать?.. Ушла далеко... Догоню, ей-богу... А, была -- не была!.. Ведь могут прогнать со службы...
Он сделал два-три шага, остановился в тяжелом колебании, как будто ноги его приросли к панели, и оглянулся на меня с тоской во взгляде. Но затем, резко повернувшись, пошел вперед, быстро семеня короткими ногами.
Я с невольным интересом следил за тремя силуэтами в перспективе переулка... Дама с ребенком подходила к углу, фигура мужчины ее догоняла. Прежде, чем поровняться с нею, мой знакомый еще раз остановился, и я подумал, что он вернется обратно. Но он опять резким движением опередил ее и снял шляпу. Через минуту все три силуэта,-- двое взрослых и ребенок,-- стали приближаться, чернея над лужами. Бледное женское лицо, с запавшими глазами и складкой страдания между бровей, мелькнуло около меня в свете фонаря и исчезло в калитке участка...
Мой случайный знакомый отстал на минутку и подошел ко мне... Лицо его было печально и серьезно.
-- Да, знаете ли... Скверность... Хочется все-таки человеку... чего-нибудь этакого... скандал там, что ли... Одним словом -- знай наших, и кончен бал!.. Тем более -- время теперь такое... Понимаете вы меня, милостивый государь?..
-- Отчасти...
-- Да... вот именно... Отчасти-то и выходит скверно... Ну, однако, идти за нею... Все-таки женщина, одна... Может, притом, рупь-другой... Как-нибудь надо выручать... Все бы отдал... Не в Яше дело... Все мы дураки. А бабу эту... Эх, жалко...
И, посмотрев мне в глаза с выражением стыда и тоски, он сказал:
-- Думаете, легко мне?.. Слова одного не сказала... Выслушала, повернулась... пошла... Я за нею, как собака прибитая... Ну, спасибо вам... Без вас -- ни за что бы не подошел... А надо было непременно...
И он тоже скрылся в калитке...
IV
Я остался один. Дождь пошел сильнее, лужи шевелились, как живые, по временам в
