мальчишками, лозищанин не скрылся...
По всему поведению Гопкинса он понял, что это полицейский и даже,
по-видимому, не из последних. А эта мысль тотчас же привела за собой другую:
Матвей вспомнил, что его паспорт остался в квартире Борка... А так как он не
знал, что в этой стране даже не понимают хорошенько, что такое паспорт, то
его подрало по спине. Сначала он попятился немного назад, потом еще, а
потом, -- как у нас говорится, -- взял ноги за пояс и пошел, не оглядываясь,
прочь. С тяжелой мыслью в голове, что вот он теперь, вдобавок ко всему, стал
в этой стороне беспаспортным бродягой, он смешался с густой толпой на
Бродвее.
XVIII
Тут еще раз лозищанина приласкала надежда. Когда он шел по людной
улице, кто-то тронул его за рукав тихо и ласково. Рядом с ним стоял негр и
что-то говорил ему, указывая рукою на стул, который стоял тут же, на панели.
Черное, лоснящееся лицо, красные губы, сверкающие белки и вьющиеся волосы
негра показались Матвею как будто знакомыми. Он даже подумал, -- не один ли
это из тех бездельников, которые приставали к нему на улице в первый день
приезда. Но что же ему нужно теперь? А может быть, он узнал Матвея, может
быть, он знает Борка и Дыму, может быть, он видел, что они ищут его по всему
городу, и предлагает подождать здесь, а сам пошлет кого-нибудь за приятелями
Матвея?
Действительно, сажая Матвея на стул, негр сказал что-то своему
мальчишке, и тот внезапно куда-то провалился. Очевидно, побежал за Дымой или
Борком. Матвей радостно сел и кивнул негру головой. Лицо черного человека
теперь ему очень понравилось: глаза грустные и ласковые, губы добрые.
Правда, некрасив и черен, зато приветлив и услужлив. Он тоже кивнул Матвею
головой, присел у его ног и вздумал пока что почистить Матвею сапоги. Матвей
сначала противился, а потом подумал, что всякие есть обычаи на свете,
пожалуй, как бы негр не обиделся. И он согласился исполнить желание доброго
человека, тем более, что, действительно, сапоги совсем порыжели за дорогу.
Негр все так же ласково стал тереть ноги Матвея щетками, мазал сапоги
ваксой, плевал, дышал и опять тер. Минут через пять сапоги Матвея стали, как
зеркало. Матвей кивнул головой и опять уселся на стул поудобнее, но негр
взял его за рукав и показал большим пальцем на ладонь. Матвей понял, что
негр просит "на водку", сошел со стула и полез в карман.
-- И стоит, -- сказал он громко. -- Верно, что стоит. За такую услугу
не знаю, чего бы человек не отдал.
И он вынул из кармана две монеты. Негр взял лишь одну.
-- Бери еще, -- сказал Матвей добродушно.
Негр покачал головой. "Вот ведь какой честный народ", -- подумал Матвей
и опять хотел взгромоздиться на стул, но в это время какой-то господин сел
раньше его, а прибежавший мальчишка принес негру кружку пива. Негр стал пить
пиво, а мальчишка принялся ваксить сапоги новоприбывшего американца. Волосы
у Матвея стали подыматься под шапкой.
-- А Дыма, а Борк? -- спросил он, обращаясь к старшему негру.
Тот повернулся, поглядел на Матвея, потом указал на его сапоги и
сказал:
-- Уэлл (хорошо).
-- Уэлл, -- вспомнил
