культуре. Есть и письма, полные ненависти, порой грубой брани.
"...Вы негодяй, вы вор, вы убийца,-- писали ему.-- Вы защитник жидов, если Вы защищаете вора, то Вы сами вор, если Вы отвергаете смертную казнь, то становитесь сами убийцей..."
"...Вы отлично знали, что никакой борьбы за свободу, равенство и братство не было, а была одна ложь, преступление против родины и своего народа в угоду японцам, немцам, евреям, туркам, всем, кому угодно, только не нам... русским рабочим..."
По большей части такие письма были анонимны, и на них он ответить не мог.
Было и еще одно свойство юбилейных дат, превращавшее их в настоящее мучение для отца,-- они приносили множество просительных писем. Отзывчивость его, действительно огромная, была широко известна. Полтавское общество взаимного вспоможения трудящихся женщин в 1918 году писало:
"Там, где нужна была рука помощи, Вы сердечно и великодушно ее протягивали. Всякий обращавшийся к Вам всегда встречал самое теплое, сердечное участие и чуткое отношение к своим нуждам, мудрый совет и {108} нравственную поддержку, а если чувствовалась в этом необходимость, то и материальную помощь..."
В письме к юбилею 1913 года канцелярский чиновник просил выслать ему 50 рублей. На вопрос своих дочерей: "Папа, а кто же такой Короленко, что о нем пишут и что все его благодарят?", он хотел бы ответить им, что Короленко тот человек, который поможет дать им образование.
В письмо вложен черновик ответного письма отца от 17 августа 1913 года.
"Мне кажется, -- писал он, -- что Вы не вполне правильно объяснили вашим дочерям значение писателя, как человека, который имеет возможность внести плату за всех девочек, желающих учиться. Было бы правильнее сказать: писатель от других людей отличается тем, что всем людям принято в день рождения подносить подарки. Относительно же писателя дело это поставлено как раз наоборот и потому, например, в 60-ю годовщину рождения бедняге от такого извращенного обычая приходится очень трудно.
На днях Вы получите из Петербурга 50 р. Это не значит, однако, что я в состоянии взять на себя и дальнейшие взносы..."
Отвечая на такую же просьбу о материальной помощи К. В. Шмаковой, 12 сентября 1913 года он писал:
"Я совершенно понимаю чувства, которые диктовали Ваше письмо, и то участие, которое Вы проявляете к симпатичной Вам семье. Но, может быть, и Вы захотите войти в мое положение.
Вот Вы обратились ко мне с просьбой только на том основании, что знаете меня, как писателя. Но ведь и другие знают меня, как писателя, и другим приходит в голову то же, что и Вам. В результате я постоянно получаю такие письма и такие просьбы то от лиц мне более или менее известных, то от совершенно незнакомых.
{109} И последних, конечно, гораздо больше. А теперь, когда газеты упоминают мое имя по поводу шестидесятилетия, -- каждая почта приносит мне одну, две, а то и больше просьб, начиная с десятков рублей и кончая тысячами. А ведь я только писатель, и мне чрезвычайно трудно даже отвечать на все такие просьбы, несмотря на их убедительность. В результате авторы этих писем "по поводу юбилея" и мне совершенно