86

и общепризнанных положений, заштем­пелеванных и даже высочайше утвержденных, совершен­но достаточно для освещения описываемых мною собы­тий [...]

            В местной газете были помещены известия об этих событиях ("Полтавщина", N 310 и 314. Прим. В. Г. Короленко.).). В первой корреспонденции сообщалось, что в ночь на воскресенье, 18 декабря, в Сорочинцах был арестован (в административном порядке) местный житель Григорий Безвиконный. "В ответ на это, -- {170} продолжает корреспондент,--19 декабря, с общего согласия крестьян, был арестован при волостном правлении сорочинский пристав. Крестьяне думали таким образом уско­рить освобождение Безвиконного". Вслед за приставом арестовали и урядника Котляревского.

            [...] 19 декабря, т. е. на следующий день после ареста пристава, часов в одиннадцать утра в местечко приска­кал из Миргорода помощник исправника Барабаш с сот­ней казаков. Население собралось по набату на пло­щадь; многие были вооружены вилами, косами, дрюч­ками и т. д... Барабаш просил крестьян пропустить его к приставу.

            Крестьяне согласились на это и проводили Барабаша к "пленнику", но на требование освободить пристава ответили отказом, требуя в свою очередь пред­варительного освобождения Безвиконного. Барабаш в этих трудных обстоятельствах сделал самое худшее, что только мог сделать: после переговоров он сначала уехал с своим отрядом, а потом вернулся к торжествующей и ободренной этим отступлением толпе. Здесь во время новых переговоров произошел, между прочим, следую­щий инцидент. Какая-то женщина ткнула длинной пал­кой в морду коня начальника отряда, полковника Боро­дина. Ее застрелил казачий урядник К. (Лист моего дела 50 и последующие. На полковника Бороди­на этот случай произвел такое потрясающее впечатление, что он заболел нервным расстройством. Передают, что ему все чудится убитая баба. Прим. В. Г. Короленко.). Можно пред­полагать с большой вероятностью, что именно этот вы­стрел, раздавшийся среди страшного напряжения еще до сигнального рожка (когда полк[овник] Бородин "угова­ривал толпу") и убивший женщину, -- послужил сигна­лом для последовавшей за ним свалки, которая разра­зилась стихийно и ужасно. На месте остались смертель­но раненый Барабаш и восемь человек сорочинских {171} жителей; двенадцать других были тяжело ранены и уби­ты в разных местах, на дворах и улицах местечка.

            На другой день (т. е. 20 декабря),-- по словам того же урядника Котляревского,-- "все уже было с п о к о й н о". В переполненной больнице подавали помощь раненым. Барабаш и несколько сорочинских жителей умерли. Возбуждение предшествующих дней сразу упа­ло. Наступила полная реакция.

            Это был критический момент всего дела, мертвая точка, с которой оно могло направиться по новому пути, намеченному манифестом, или ринуться по старому, в глубину административного произвола. За дни возбуж­дения и волнений, корни которых тоже ведь надо было искать "глубже организованных действий крайних пар­тий", -- местечко заплатило уже тяжкой, кровавой це­ной. Теперь только суд мог с достаточным авторитетом разобраться в первом действии этой трагедии, от кото­рой погиб Барабаш, но погибло также двадцать соро­чинских жителей, не говоря о раненых.