- так как, собственно из любви к одной девице, в начальника своего, статского советника Латкина, дважды из пистолета палил.
Это было уже слишком.
Михайло Иванович окаменел и смотрел на своего собеседника какими-то бессмысленными, мутными глазами. Он походил на путника, который, пробеседовав часа два с самым любезным, хотя и случайно встреченным попутчиком, и совершенно очарованный его прекрасными качествами, вдруг узнает, что перед ним не кто другой, как celebrissime* Ринальдо Ринальдини.
______________
* Славнейший (лат.).
- Из пистолета? - протянул он растерянно. - Как же это так? Да ты верно ли говоришь: из пистолета?
- Так точно-с. Пистолет настоящий.
- Палил?
- Два раза.
- Да ведь это, братец ты мой, такое дело, такое... самое, сказать тебе, политическое...
- Что тут поделаете! Судите меня, как знаете... Любовь-с.
- Да вы расскажите, Василий Спиридонович, как эта вся история вышла... - обратился я к г-ну Кругликову.
- Да, - поддержал мою просьбу и Копыленков, - что ж, братец, расскажи, расскажи, - ничего! Что уж тут... Удивительно!
VII
Господин Кругликов, отхлебнув последний глоток чаю, опрокинул стакан, положил на донышко кусок сахару и отодвинул все это от себя. После этих приготовлений налил себе рюмку и опять посмотрел на свет. Я сожалел в эту минуту, что я не живописец и не могу изобразить сложных ощущении, совместившихся на оригинальном лице ат-даванского станционного писаря, освещенном оплывшими сальными свечами. Круглый облик, пепельные, аккуратно причесанные волосы с чем-то вроде кока впереди, подстриженные котлетками бакенбарды и бритый подбородок. В серых глазах, внимательно глядевших рюмку на свет, можно было бы прочесть и предвкушаемое удовольствие, и тщеславную гордость заинтересовавшего слушателей рассказчика, и искреннюю горечь разбитой жизни и жгучих воспоминаний. Он, запрокинув голову, выцедил рюмку коньяку, поставил ее на стол, обтер губы истрепанным фуляровым платком и обратился к рассказу:
- Моя биография жизни, почтенные господа, очень печальная... Чувствительный человек может окончательно все понимать, а другие смеются-с... Впрочем, это все равно-с...
Он горько улыбнулся, все еще несколько рисуясь, и затем спросил:
- Не случалось ли кому из вас, почтенные господа, бывать в Кронштадте?
- Это где? - спросил Копыленков.
- Вблизи Петербурга, часа два пароходной езды-с, портовый город.
- Я бывал, - сорвалось у меня.
- Бывали-с? В самом Кронштадте-с?
Кругликов живо повернулся ко мне, и глаза его сверкнули оживлением.
- Да, бывал и даже жил несколько месяцев.
- Великолепный город! Порт, крепость, твердыня-с, оплот, окно в Европу-с... Превосходный город, уголок Санкт-Петербурга!
- Да, город хороший.
- Ах, как можно, как можно! Этакого другого города... да где вы найдете? Помилуйте. А правда ли-с, что теперь, говорил мне как-то проезжий офицер, на Екатерининской улице чугунная мостовая положена?
- Верно.
- Красота, должно быть!.. А пристани-с, Купеческая стенка, форт Павел, форт
