бы еще...
Бася посмотрела на него и вдруг на ее лице заискрился такой веселый
смех, что Дробыш несколько оторопел...
- Ну, они, видно, очень умные, ваши евреи. Пусть они будут такие умные,
как Мендель. А все-таки они не знают...
- Чего же?
- Ну...- Бася прищурила глаз и лукаво посмотрела на молодого
человека.Ну, я вам скажу... Этот господин, который похож на вас... он очень
умный, ух, какой умный... Только еще не очень... Зачем он сам надевал
кольцо?.. Закон такой... Ну, это правда: если еврей даст девушке кольцо или
что-нибудь ценное и скажет такое-то слово... Вы знаете?.. Ну, она ему
жена... А если гой даст что-нибудь, а еврей скажет слово... Кто же будет
муж?.. Этот гой будет муж?..
Она посмотрела на него своими красивыми глазами и вдруг залилась
молодым смехом... По выразительному лицу Дробыша прошла тень озабоченности и
недоумения... Оно очень напоминало то выражение, с каким он подымался в
детстве с цветочной клумбы, на которую его кинул Фроим...
Бася продолжала хохотать. Тетка с недоумением смотрела на происходящее,
понимая, что тут не отвлеченный спор, но еще не отдавая себе полного отчета
в происходящем [На этом рукопись обрывается. (Прим ред.)].
Отрывок из рукописи "МЕТАМОРФОЗА"
В доме Менделей было печально... Любимец сын лежал больной, и торжество
всего города как бы злорадно тяготело над их квартирой.
И вот в один день улицы нашего городка огласились оригинальными звуками
своеобразного оркестра. В те времена еврейская жизнь еще не замкнулась в
стенах домов и синагог, как теперь; евреи охотно совершали свои обряды на
виду у города, и нам часто случалось видеть еврейские свадьбы... Самый обряд
совершался на площади, перед синагогой. Молодые стояли под балдахином, и,
когда раввин подносил им вино,- все головы тянулись, чтобы увидеть, как
молодой растопчет рюмку... Потом процессия проходила по улицам в
сопровождении огромной толпы, в сопровождении музыкантов. Оркестр состоял из
одних флейт, волторн и кларнетов, и мотив был какой-то особенный: немного
дикий, то оживленный, то тягучий и хватающий за сердце неведомой тоской...
Старой такой, щемящей, занесенной бог весть из каких стран и времен...
Медленно, размеренно, торжественно и печально переливались на высоких нотах
флейты. Гобои вторили низко и глухо, и над всем стоял густой топот толпы...
А в самом центре этой толпы, чуть мелькая среди моря голов, виднелось
смуглое лицо Басиной внучки и рядом, поддерживаемый под руки, нетвердый на
ногах, "как травинка", выступал молодой человек с нездоровым бледным лицом и
длинными пейсами. Казалось, он совсем не участвует сознанием в происходящем
и обдумывает какое-то запутанное воззрение рабби Шамаи или...
Звуки оркестра стихли где-то далеко...
По невольному побуждению, я пошел к дому Менделей. Симхе [В рукописи
"Братья Мендель" - Фроим. (Прим. ред.)] было лучше, и товарищам позволяли
посещать его, хотя ненадолго. В квартире Менделей было сумрачно и тихо. Окна
были закрыты ставнями. Г-н Мендель вышел ко мне задумчивый и как будто
растерянный. Израиль горячо пожал мне руку и провел
